Джексон, которая долго откровенничала о своем опыте работы в «Поэтическом Правосудии». «Расскажи мне о своих ощущениях по поводу фильма», — спросил я Тупака посредник таобао.
«Это случилось в очень подходящий период моей жизни, — ответил он. — Мне только исполнился 21 год, я впервые встретился с Дженет Джексон, с Последними Поэтами (The Last Poets) и всеми этими людьми, и я чувствовал себя так же, как и Дженет. Это было потрясающе, и после того, как все закончилось, я переживал внутри весь этот опыт. Все, кто меня окружали, были старше или более опытными, так что для меня это был культурный шок».
В фильме он играл отца-одиночку, как он сам выразился -«пытающегося быть ответственным в безответственном мире». «Интересно, что ты играешь родителя-одиночку, — сказал я, — поскольку ты писал сочувственные тексты по этому поводу».
«Да, я из подобной семьи, -ответил он, — так что я определенно имею к этому отношение. Вся моя музыка показывает, насколько важно происходя из такой семьи снова стать цельным, потому что обстоятельства изначально против тебя».
Я спросил его, не мог ли бы он рассказать об участии его матери в движении Черных Пантер.
«Нет, не стоит, — пробормотал он. — Я хочу сказать, это мое семейное древо, понимаешь?»
Здесь белое пятно. Он был более разговорчив на тему его студенческих деньков в Высшей Школе Изобразительных Искусств Балтимора: «Я чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому мне хотелось находиться в школе, где было полно людей, чувствовавших себя таким же образом. Я стал любить реальный мир за разных людей, разные культуры. Я видел, как женщины целуются с женщинами, мужчины с мужчинами, и когда я учился в той школе, для меня не имело особого значения, когда все вокруг тащились от гомосексуальности. Я уже насмотрелся этого в своей школе».
Я спросил, стремился ли он сниматься в фильмах.
«Да, — ответил он,  — только в школе никто не думал, что будут фильмы о черных. Мне сказали, что в этом направлении работы мало».
Хотелось ли ему сниматься еще? «Определенно. Очень, очень, очень хотелось бы. Жду не дождусь возможности поработать еще».
Я спросил, был ли какой-нибудь конкретный случай в его жизни, повлиявший на написание текстов.
«Да, — сказал он. — У нас дома вообще не было света. Ни света, ни электричества, и у меня было радио на батарейках. Я впервые  услышал «I`m Bad» L. L. Cool J и писал песни при свечке, зная, что стану рэппером».
Получается, ты по-настоящему бедствовал тогда? «До сих пор бедствую», — пробормотал он.
Наш разговор тоже не складывался. Я спросил его об инциденте с Дэном Куэйлом. Он глубоко вздохнул. «Ох, чувак, я не знаю. На самом деле мне насрать, что там сказал Дэн Куэйл. Уверен, что можно где-то это найти, но в целом мне по херу, что он там сказал. Мой ответ — на моих записях, понимаешь, так что мне не нужно отвечать на этот вопрос снова и снова».
Теперь он пишет бандитскую музыку, как сказал он. «Музыку для деклассированных масс. Революционную музыку». И каков эффект?
«Черт, я не знаю. Я не вижу каких-то эффектов. Я могу лишь продолжать делать